Моряки подошли достаточно близко. Сияют три пары глаз, слышится довольное бормотание. Двое разводят руками, словно рыбаки уловом хвастают. Словно собираются заключить его – его! – оазис в объятья. А третий и вовсе сунул под мышки большие пальцы и давай приплясывать.

Грянул выстрел. Белая форменка плясуна мгновенно напиталась кровью: Хлыстов угодил ему точно в преисполненное радостью сердце. Мгновенно передернул затвор и взял на мушку следующего. Палец замер на спусковом крючке: моряки отреагировали незамедлительно; на сей раз, видимо, на оазис набрели тертые калачи. Первый бросился на землю и в падении выхватил револьвер. Второй кинулся обратно, к склону. На его-то долю и пришлась следующая пуля. Схватившись за зад, он покатился по щебню.

Вновь клацнул затвор, черный зрачок дула принялся выискивать новую цель, но последняя мишень оказалась «с огоньком». Моряк крякнул, перекатился и оказался за похожим на гнилой зуб камнем.

– Чего палишь-то, дура?! – фальцетом выкрикнул он из-за укрытия.

Хлыстов ждал. Он мог часами лежать на холодной земле, прикипев к винтовке, не спуская глаз с места, откуда должна появиться жертва: словно кот у мышиной норы. Поднималась и опускалась от размеренного дыхания широкая спина, указательный палец свободно лежал на спусковом крючке; бледное, слегка одутловатое лицо было безмятежно. Хлыстов будто бы спал с открытыми глазами. Он не моргал, не шевелился.

– Эй! Откликнись! – не унимался моряк. – Ты слышишь, человече?

Его раненный в зад приятель карабкался вверх по склону, оставляя за собой кровавый след. Жадные до влаги мхи поглощали эту невесть откуда взявшуюся до сезона дождей жидкость, разрастаясь на глазах и наливаясь солнечной желтизной.

– Послушай, брат! Мы не со злом пришли, Христом святым клянусь! – увещевал моряк. – У нас есть еда! Да, у нас много еды!

Как бы не так! Врите, но не завирайтесь! Хлыстов нацелился на раненого, – больно уж прытко тот карабкался вверх. Вот-вот уйдет. Нацелился, но в последний момент пожалел пулю. Снова перевел ствол на камень, за которым засел неутомимый говорун.

Ни черта у вас нет, бродяги! В этом мире только Иван Хлыстов по прозвищу Хлыст крепок и зажиточен. И делиться он ни с кем не собирается!

Эх, бомбу бы сюда!.. Бомбочку! Ту, что осталась в тайнике на заднем дворе каретного депо в Ак-Мечети. Ему так и не удалось забрать ее. Когда свечерело, он угодил в засаду.

– Мы – моряки! Балтийцы! Тьфу!.. Да отзовись же, сучий сын!!

Говорун не утерпел, высунулся из укрытия. Трижды пальнул из револьвера «в молоко» и снова юркнул за камень.

Хлыстов не пошевелился.

Напитавшийся жидкостью мох выпустил гибкие усики. Кончики усиков стали утолщаться, превращаясь в рыхлые кругляши. Раненый почти добрался до вершины склона. Вот-вот перевалит за него и скроется с глаз. Не беда – дальше пустошь, а с пулей пониже спины далеко не уйдешь.

Через некоторое время моряк опять подал голос:

– Ладно, брат! Ты, это… зла не держи. Это я так пальнул… Невры худые! – Смекнул, небось, что вечно сидеть в укрытии ему невыгодно. – Ну, пошалили и будет! Я тоже зла на тебя держать не стану. – Он осторожно высунулся из-за камня. Руки держал поднятыми вверх, но пистолет не выпустил. – Выходи, брат, поговорим! Зря ты в ребят пострелял. Сашей меня кличут…

– А меня – Ванюшей, – шепнул Хлыстов и спустил курок.

Затем, не видя смысла таиться дальше, откинул изобретенную им же маскировочную сеть, вылез из окопа и двинулся к склону. Задержался возле нового знакомца, возле Саши, чтобы подобрать ненужный покойнику револьвер.

Почуяв движение, мох принялся выпускать из кругляшей на усиках споры. Затрещало, захлопало. До самых небес взметнулись струи мелкой пыли охряного цвета. Хлыстов прошел сквозь пахнущее цвелью марево, в два счета одолел подъем.

Уже слышалось хриплое дыхание раненого. Как и следовало ожидать, тот далеко не убежал. Осталось насадить незваного гостя на штык, словно форель на острогу. Избавить морячка от мучений, а потом идти ужинать. Сегодня он съест хвостатую лягушку из местного озера, запеченную на углях. На десерт полакомится сухарем с кусочком сахара. У него есть всё, что необходимо для жизни. В этой пустыне он – фараон.

Преследуемый охнул. Позабыв о ране, кубарем покатился по обратной стороне склона. Хлыстов не успел даже чертыхнуться: около самого уха взвизгнуло, следом донесся раскатистый, точно гром, звук выстрела. Он упал на бок, распластался на гребне кручи, прижав верную «мосинку» к груди. Второй выстрел не заставил себя ждать. Чиркнула по камням пуля, зашуршал, осыпаясь, щебень. С другой стороны пригорка Хлыстов успел заметить людей в белых форменках.

Еще двое! Тоже военные моряки… И совсем не похожи на обычных полоумных бродяг, которых по двое, по трое, как перекати-поле, приносит ветром к его оазису. У него появился организованный враг?

Точно так же, как и раненый моряк, он скатился вниз, но на свою сторону. Тремя прыжками достиг окопа, впрыгнул в него и сразу развернулся, готовый отразить нападение.

Склон был пуст. Он повел стволом винтовки туда-сюда. Чутье говорило, что эти не попрут сломя голову. Эти попытаются взять его умением и хитростью. Волки позорные!

Он набросил на себя маскировочную сеть и притих. Время шло, ветер гнал по небу рыжие тучи. Изредка Хлыстов приподнимал голову и нюхал воздух, раздувая и без того большие, словно пещеры, ноздри.

Потом он взошел на пригорок. Очередной закат набухал болезненной краснотой на горизонте. В пустоши не было ни души: лишь тени, ветер и перекати-поле. Цепочка кровавых пятен подсказывала направление, в котором отступили моряки. Он слегка удивился: гости забрали с собой раненого! Вопреки местной акульей традиции добивать и пожирать слабейших.

Означает ли сие, что неподалеку появился лагерь людей?

Что ж, с сердобольными морячками во фланелевых рубахах воевать будет непросто. Но мир ржавых пустошей преобразил его, наделив особыми умениями: к примеру, он всегда чует, когда кто-то норовит приблизиться к оазису. Так что врасплох его простому смертному не застать. А стрелять без промаху он научился еще в нежном возрасте.

Эх, бомбу бы сюда. Бомбочку из тайника на заднем дворе каретного депо…

* * *

Что это? Шаги?.. Вроде кто-то быстро вошел в пещеру… повозился у дальней стены… и выскользнул обратно.

Кто-кто… Только один человек способен ступать столь уверенно и легко. Она узнает его шаги в толпе, – даже если с завязанными глазами окажется посреди Арбата.

– Петруша!.. – позвала баронесса Ева Беккер. Морщась от боли в щиколотках и коленях, она поднялась на ноги. Прикоснулась руками к холодной скале, потянулась вверх, не заметив, что шуба сорвалась с плеч и упала на землю. Крупные капли воды струились по камням; черные изломы нависали над баронессой, скалы обступали хрупкую фигурку со всех сторон. Скалы не позволяли ей сбежать, скалы держали ее мертвой хваткой, выдавливая из груди воздух.